Мадонна миндаля - Страница 6

К оглавлению

6

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Нонна вздохнула и переместила табак, который вечно жевала, из-за одной морщинистой щеки за другую. Она любила Амарию прямо-таки свирепо и, разумеется, желала ей всего самого лучшего, но поскольку ее любовь к внучке была столь велика, что ей самой даже страшно становилось, она всегда разговаривала с девушкой более сурово, чем требовалось.

— Ну еще бы! Можно было и раньше догадаться, что без твоей Сильваны тут не обошлось. Вечно она тебя подбивает на всякие глупости! Ступай, детка, приведи себя в порядок да помолись, прочти «Аве Мария». И вообще почаще обращайся за советом к Господу, а не к своей толстомясой подружке, а вместо того чтобы болтать как попугай, побольше молись.

Амария послушно пригладила волосы и оправила юбку. Она привыкла к подобным выговорам, они ничуть не уменьшали ее любви к старой Нонне. Отыскав на каминной полке катушку ниток и иголку, Амария уселась и стала прилежно зашивать разорванный лиф платья. Некоторое время она молчала, но потом все же не выдержала:

— Но я и правда его видела, Нонна! Мы… смотрели в озеро, и я увидела в воде его отражение, а уж потом обернулась и разглядела его самого. У него красная кожа, жуткие когти и шерсть, но глаза вроде бы добрые. Как ты думаешь, может, это лесной дух?

— Красная кожа? Когти и шерсть? Лесной дух? И где только ты набралась этих языческих глупостей? Скорее всего, это жалкий дезертир, бежавший с поля боя во время недавнего сражения. Небось, от страха весь разум и растерял. А может, это какой-нибудь испанец, испанцы все какие-то безмозглые. — По тому, как легко и спокойно Нонна говорила об испанцах, невозможно было догадаться, что именно они-то и исковеркали ей жизнь. — Ну а что ты мне ответишь, если я спрошу, зачем ты отправилась к роднику? Воды у нас и так хватает, да и в городе отличный источник имеется и, насколько я знаю, прямо на площади.

Амария опустила голову над шитьем и снова залилась жарким румянцем.

— Мы… то есть… Сильвана хотела… заглянуть в pozzo dei marito.

Нонна презрительно фыркнула, но взгляд ее старческих глаз смягчился. Она знала, что, согласно местным преданиям, если заглянуть в одно из маленьких озер, естественным образом возникших у лесных источников неподалеку от Павии, то непременно увидишь лицо своего будущего мужа. И разумеется, ей было известно, что Амария, как и все девушки, мечтает влюбиться и выйти замуж. Однако Нонна отлично понимала: немалый — по здешним меркам — возраст девушки и ее низкое происхождение вряд ли дают основания надеяться на удачный брак, а горячая любовь к внучке не позволяла ей даже думать о том, что Амария может выйти за кого попало. И мучительное разочарование, вновь проснувшееся в душе, заставило Нонну воскликнуть еще более язвительно:

— Чушь какая! Девчачьи глупости! Это, верно, какой-нибудь отшельник, а может, и француз. Говорят, испанцы в Павии взяли в плен французского короля… Прямо с коня сшибли… А сделал это Чезаре Герколани… У него, кстати, короны на голове, случайно, не было, у супруга твоего будущего?

Амария не выдержала и улыбнулась. Она, разумеется, понятия не имела о политической подоплеке недавней войны, но хорошо знача, что на поля сражений ушло очень много мужчин, а вот назад вернулись не многие, и это еще сильнее уменьшило ее шансы на удачное замужество. Ну что ж, по крайней мере, у нее не было мужа, который погиб на войне, и ей, в отличие от многочисленных вдов, не нужно оплакивать покойного и зажигать свечи в базилике. Она знала, что французский король Франциск действительно находится в плену у испанцев, одержавших победу и захвативших теперь Милан. Но о самом Милане и его жителях она знала крайне мало. Слыхала, правда, что у них есть хвосты и они умеют разговаривать со своими лошадьми, которые отлично понимают смешной, со всхрапами, миланский диалект.

— Ты, должно быть, права, — вздохнув, сказала Амария, — это был просто какой-то сумасшедший. А может, беглый солдат. — Она умолкла, погрузившись в работу.

Но разговор о войне и французах разбередил душу Нонны, и старушка все смотрела на стену, где над камином висел клинок ее Филиппо. Неужели с тех пор как она потеряла единственного сына, прошло уже более двадцати лет? Неужели ее обожаемый сынок, ее светлый, улыбчивый мальчик погиб так давно? Неужели действительно два десятка лет минуло с той великой битвы при Гарильяно, разразившейся в 1503 году, когда все они, матери, молились только об одном: получить хоть какое-то известие о своих сыновьях? Ей, впрочем, недолго суждено было, в отличие от многих других, терзаться догадками, жив ее сын или умер. Испанцы не оставили ей ни малейших сомнений в судьбе Филиппо, когда привезли в Павию сотни трупов и выложили их на центральной площади. И она вместе с другими матерями рылась в этих жутких останках, а мухи и стервятники так и кружили над ними, а потом она наконец нашла его, увидела лицо своего дорогого сыночка, изуродованное, залитое кровью. Городская община пришла к решению незамедлительно сжечь всю эту груду тел во избежание распространения заразы, так что Нонна не смогла даже отнести тело сына домой, обмыть его, как делала, когда он был совсем маленьким, и похоронить, как подобает, с молитвами. Она успела лишь закрыть ему глаза и взяла на память его кинжал, спрятанный на ноге под рейтузами, — единственное, что ухитрились проглядеть мародеры. Нонна тогда вернулась домой, уверенная, что никогда не забыть ей страшного запаха горящей человеческой плоти, насквозь пропитавшего ее одежду. Когда погребальный костер разгорелся вовсю, едкий дым наконец-то вызвал у нее на глазах слезы — те самые, которые никак не хотели проливаться, пока она неотрывно смотрела на мертвого сына.

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

6